Сальери и Моцарт.

Непонятная история двух художников.

Обычная встреча с писателем – это когда он занимается саморекламой. Рассказывает, что уже написал и что еще напишет. Я этого делать не буду. В том числе потому, что исхожу из того, что тут более половины народа понятия не имеет, что же я такого пишу.

Но говорить тем не менее мы будем о том, что такое творчество. А вовсе не расследовать в очередной раз уже расследованную детективную историю конца 18-го века.

Мне хочется, чтобы вы задумались, как и почему люди создают именно такие книги – или музыку – а не что-то другое.

На самом деле я буду говорить о нас, сегодняшних. О том, что такое музыкант – художник – писатель. О том, какой у него есть выбор в творчестве, и есть ли выбор вообще.

Выбор – это всегда касается того, для кого работать. Для широкой публики или публики подготовленной, умной. Где можно больше заработать. То есть что такое успех, как к нему прийти.

Каждый писатель сталкивался с известным и уже высмеянным Пелевиным издательским запросом: пиши как можно проще и тупее, и твои тиражи будут больше. Потому что в любой стране неграмотных больше, чем наоборот. И каждый автор якобы делает свой выбор.

Это в каком-то смысле касается каждого из нас, сидящих в этом зале. И как создателя искусства, и как потребителя. Якобы от этого выбора, моего – и вашего, зависит качество нашей жизни. Что мы потребляем – первоклассный продукт или фаст-фуд.

И здесь нет повести печальнее на свете, чем история с Пушкиным, Моцартом и Сальери.

Мы отталкиваемся от случайного замечания Анны Ахматовой, которая как-то заметила: «Моцарта и Сальери» Пушкина не поняли, в этой дуэли двух музыкантов Пушкин видел себя в облике Сальери.

Ахматова, особенно к концу жизни, была женщиной с на редкость острым глазом, который видел то, что на поверхности, но никем в упор не замечается. Она еще как-то раз сказала, что проблема с Павлом Первым в том, что его историю писали его убийцы, и еще много чего. Но надо очень хорошо знать реальности того времени, когда жил Пушкин, чтобы понять, что Пушкин видел совсем не того Сальери, которого мы видим сегодня лишь по его же пьесе. А настоящего. Ведь они были современниками. Сальери умер в 1825 году, когда Пушкину было 25 лет. Могли бы теоретически встретиться.

Пушкин всего лишь поставил драматургический эксперимент. И мы, сегодняшние, в итоге его не поняли. Благодаря примитивности наших учебников. А при жизни, возможно, кто-то понимал правильно.

Такое, как сделал Пушкин, случается сплошь и рядом. Надо хорошо понимать, что художник имеет обязанность на эксперимент с реально жившими людьми. Правда, предполагается, что читатель должен быть достаточно умным и эрудированным, чтобы понять, в какую игру тут играют.

Из свежих событий: раскопали могилу Ричарда Третьего. И тут мы все узнали, что в Англии есть общество защиты репутации короля Ричарда, это люди, которые напоминают, что он пытался отразить вторжение непримиримой оппозиции, в чьих рядах по большей части находились французские наемники. И он был не так уж горбат, и еще неизвестно кого убивал.

Зачем это сделал Шекспир и кто такой был вообще Шекспир – недавно вы могли это посмотреть на экране. Как один из вариантов ответа.

Но так или иначе, Шекспиру и любому писателю такое – можно. И нужно. А нам всем надо быть умнее. Так что вернемся к Сальери.

Сальери у неудачных читателей Пушкина стал синонимом жалкого и бесталанного завистника, уничтожающего из зависти великого художника. А пьеса стала при такой трактовке одномерной и скучной, нудным нравоучением. Типа, убили, гады, нашего Моцарта.

Нам этот примитивизм вдалбливают в головы в школе. Точно так же как нам вдалбливали насчет «Горя от ума» и Чацкого. А Грибоедов, скорее всего, видел в своем герое тягостный пример неадекватности: умный, вроде бы, человек, фатально неспособный вписаться в реальность и попадающий в идиотские ситуации. В комедию.

Не говоря о второстепенных героях. Кто знает, что имел в виду Скалозуб, в своих отрывочных словах насчет «засели мы в траншею»? Над которыми все смеются.

А не смешно. И современники-то все понимали. В истории войн того времени была только одна известная битва с траншеей. Обычно воевали в открытом поле. И это был очень славный эпизод борьбы с Наполеоном.

Получается, что Скалозуб – герой 1812-го года.

А тогда или мы слишком упрощенно воспринимаем героев 12-го года, или придется полностью перевернуть свое представление о известной нам с детства пьесе.

Вот так и с Сальери.

Как воспринимали его при Пушкине? Как одного из самых великих музыкальных организаторов, культурных деятелей века. Человека громадного бескорыстия, бесплатно выучившего чуть не всех тогдашних композиторов. Отца тогдашней музыки во всех смыслах.

Кто был среди его учеников?

Бетховен вплоть до 1809 года.

Франц Шуберт, тот ещё мальчиком пел в Придворной капелле, то есть у Сальери, и взял его к себе на бесплатное обучение.

И Ференц Лист, Жак Мейербер, Карл Черни, Франц Ксавер Зюсмайер… Да, а еще сын Моцарта Франц Ксавер Вольфганг.

Кстати, пытался помогать и Моцарту. Поставил заново его оперу «Свадьба Фигаро» и дирижировал его последними симфониями.

А насчет бездарности – тут и вообще смешно. Сальери был новатором и экспериментатором. У него заимствовал, мягко говоря, какие-то вещи Моцарт. Сальери известен прежде всего оперой. Реформатором оперы был Глюк, но они с Сальери были друзьями, и оперу сделал тем, какой мы ее знаем, именно Сальери.

Еще он писал церковные вещи, которые гораздо сильнее. И самое невероятное – заочная дуэль двух реквиемов, Моцарта и Сальери. Сальери поставил безумный эксперимент над собой, как Гудини: как связать себе руки и выбраться из клетки. Реквием для тройного хора с органом! Пока это не услышишь в церкви, не понимаешь, что это. Моцарт там и рядом не стоял.

Наконец, Сальери был официально первым музыкантом австро-венгерской империи, а по сути и Европы. Причем первым по должности. И почти самым высокооплачиваемым. Он был почти до самой смерти придворным капельмейстером императора. Дирижировал благотворительными концертами Венской консерватории и возглавил ее в 1817 году. А это означало деньги и ордена. В общем, глава союза композиторов.

Ну, и с какой стати он бы стал кому-то завидовать? Да вы почитайте внимательнее Пушкина. Сальери не завидует. Он возмущен: в храме искусства поселилась какая-то шпана. Бесценный дар достался гуляке праздному. Сальери у Пушкина чувствует себя лесным санитаром, убирающим вредителя.

А откуда вообще взялась странная история с отравлением Моцарта руками Сальери? Есть несколько ответов, из которых наиболее интересный – что она взялась из анекдота. Который до Пушкина и дошел. «А это его Сальери отравил, чтобы тот не позорил славное имя австрийского композитора». Суть анекдота был как раз в том, что он должен был вызывать дикий смех у тех, кто знал, кем были они оба.

Кто такой был Моцарт и как он себя вел?

Николай Басков своего времени.

Самый высокооплачиваемый композитор – после Сальери. Или перед ним. Деньги не держались. Швырял.

Городской невротик не хуже Вуди Аллена. Дергал ногой, стучал в такт.

Но главное – писал хулиганскую, по понятиям того времени, музыку. Слишком простую.

Она отвечала его характеру. Контрасты и перепады настроения.

Писал дико быстро. С какой-то оскорбительной для современников легкостью. Воровал сам у себя.

В Вене его не любили. Свои деньги он получал из Праги. А это не ценители высокого искусства, это публика чуть попроще. В общем, не опера, а оперетта, не классика, а Николай Басков.

Тут надо кое-что еще помнить. Сальери был из бедной семьи. И для него путь наверх в музыке – это была вся его жизнь. Это великое искусство, вызывавшее трепет.

А Моцарт как раз из чуть более богатой, музыкальной семьи. Не было чувства ежедневного чуда. Музыка – как самое нормальное из занятий.

С точки зрения Сальери, конечно, такого человека можно было только пожалеть. Да он, как мы уже говорили, его и жалел. И помогал.

Пушкин же поставил эксперимент: попробовал вообразить, как бы он сам, великий и первый поэт, отравил вот такого Моцарта – из любви к высокому искусству. Единого прекрасного творцы – помните? И получается, что отравил бы без всякого удовольствия. Потому что тогда он не был бы гением – как один из ответов на вопрос. То есть типа руки пачкать стыдно.

Так что ответ Пушкина на вопрос, мог бы он насаждать, в том числе путем убийства, чистоту искусства – ясен: нет. В этом смысл пьесы.

А вот теперь самое интересное.

Пауза.

Давайте посмотрим на посмертную судьбу их творчества.

Проблема в том, что музыка пошла не за Сальери, а за Моцартом. Победила попса. По крайней мере на 19-й век. Это закономерное явление – посмотрите на смену рока на диско в тот момент, когда рок стал музыкой профессионалов. Это было несколько раз на моей памяти.

Сальери скоро забыли и всерьез начали изучать только сейчас.

Сложность Сальери нам сегодня даже и непонятна, потому что век потом родил куда большую сложность. И сейчас трудно понять, что-то был композитор для композиторов, лидер стиля, человек, пытавшийся создать великую музыкальную эпоху. И он проиграл. Хотя сейчас оказывается, что все-таки выиграл. Поскольку мы сегодня не так прямолинейны и примитивны, как люди ужасного 19-го века, и начинаем заново понимать прошлое.

Но давайте поставим свой эксперимент. Можем ли мы представить, чтобы эти два персонажа поменялись местами? То есть Сальери начал бы писать как Моцарт, и наоборот?

У них обоих просто бы не получилось. Не те люди.

Моцарт по самому складу своего характера был настроен на легкость, на голые эмоции, простые эффекты. Не то чтобы он делал какой-то сознательный выбор – он просто был такой человек. Писал, как дышал. Мог бы он заниматься поиском новых путей, как Сальери? Еще как мог бы, с той же легкостью! Но – зачем? Если бы поступил такой заказ и заплатили бы, то наверняка бы сделал. Потому что мог все.

А Сальери – это еще интереснее. Он-то как раз пытался. Поскольку были пусть не денежные, но заказы. Он писал симфонии – маленькие, легкие. Какие-то пьесы. Он просто и искренне пытался вписаться в рамки жанра, создававшегося другими людьми, но ему не свойственного. Он с тяжеловесным напором старался написать легкую музыку. Ну, и с предсказуемым результатом. Вот Шостакович писал для денег песни к фильмам – и у него получалось. Нас утро встречает прохладой – это Шостакович. А Сальери себя победить не мог, ничего хорошего не выходило. А вот опера или церковная музыка – там можно выявить что угодно.

Рынок, диктат продюсеров уродует искусство. Дип перпл, любимые Медведевым, хотели не того. И лучшее, что сохранилось – орган Джона Лорда. Если бы не это, и совсем была бы попса.

Лолита Милявская – а вы знаете, что на самом деле ей всю жизнь хотелось петь джаз? Иногда и поет. И вот это настоящая она. Но сначала ей надо было заработать деньги.

Но этот рынок никогда не победит человека, то есть художника. Даже согнутый до уровня попсы, человек сопротивляется. Но вообще-то пик согнутия писателей в бараний рог был в 90-е. Сейчас издатель знает, что для дебилов должен писать настоящий дебил, а не мастер слова, который прикидывается массовым писателем. Что-то у издателей сломалось. В том числе и желание вообще издавать книги в эпоху неуправляемого распада нашей цивилизации. Который, кстати, начался еще в 80-е развалом гуманитарного школьного образования. Но это вы должны знать лучше меня.

В завершение скажу, что мы живем в великую эпоху. У нас сейчас столько же по-настоящему великих, а не просто хороших, поэтов, как и в Серебряный век. У нас тучи отличных прозаиков – примерно как в Англии. У нас с писателем все в порядке. С читателем проблемы. Но одновременно мы живем в эпоху, когда большая часть писателей все-таки знает, что все они – Сальери, и Моцартами становиться не хотят.

Мой случай особый. Я начал писать книги, уже имея имя в другой, смежной профессии, и пару профессий в запасе, а еще имея некоторую стадию финансовой независимости. Я делаю, что хочу, и вам того же желаю.